Петропавловская церковь в деревне Вирма

Вирма - старинная поморская деревня, расположенная в Беломорском районе Карельской АССР, на побережье Белого моря, в 30 километрах юго-восточнее города Беломорска. Славится она уникальным памятником деревянного зодчества XVII века - церковью верховных апостолов Петра и Павла.

Богатое рыбой и морским зверем Белое море издавна тянуло к себе человека. Уже в первой половине XII века, а вероятно, и еще ранее, на беломорском побережье основались карелы, пришедшие, как считает ряд исследователей истории Карелии, с Карельского перешейка - древнего очага карельской культуры и оттеснившие на север немногочисленные группы саамов ("лопарей") - аборигенов этого сурового края. Освоив новую территорию, карелы начали эксплуатировать рыбные, пушные и другие богатства Беломорья, налаживая тесные торговые связи с новгородцами, скандинавами и другими представителями "полнощных стран".

В X - XI веках Новгород, заинтересовавшийся природными богатствами Севера, начинает активно расширять свои владения, в первую очередь за счет земель на северо-востоке и по берегам Белого моря, а XIII - XIV века ознаменовались появлением первых русских поселений на юго-западном побережье Беломорья. Долгими и тяжелыми путями добирались сюда первые русские колонисты. Один из четырех основных путей вел из района Онежского озера через водораздел на систему озер Карочезеро - Пулозеро - Сумозеро, а оттуда - по реке Суме к Белому морю. Расселяясь по побережью от устья реки Сумы, русские поселенцы осваивали еще не занятые аборигенами территории, рубили избы, ставили часовни и храмы. Наверное, таким путем и возникло первое русское поселение - "деревня на усть Вермы на Корзе", в 10 верстах от деревень на "усть Сумы реки".

Долгое время эта старинная русская деревня входила в состав приморских вотчин знаменитой новгородской боярыни Марфы-посадницы (вдовы посадника Исаака Борецкого), занимавшей в XV веке первое место среди новгородских феодалов по размерам владений в Карелии. После падения новгородской боярщины и включения Новгородской республики в состав единого русского государства все владения новгородских бояр в Карелии были конфискованы и "отписаны на государя", а часть из них, особенно на беломорском побережье, передана в ведение Соловецкого монастыря.

Первые скупые, но вместе с тем очень важные по своему значению сведения о Вирме доносят до нас Писцовые книги Обонежской Пятины писца А. Лихачева (1563 г.): "В Вирме реки поставлена церковь ново после письма верховный апостол Петр и Павел, а у церкви черный поп... деревня у Вирмы 1 двор дьяка, 1 двор пономарский, 1 двор монастырский... деревня на усть Вермы на Корзе, 17 крестьянских дворов, И дворов бобыльских, 3 обжи..." Как свидетельствует эта запись, уже в те далекие времена деревня Вирма была довольно крупным поморским селением, и, соответственно, в ней располагался церковный приход. Первым священником был некто Иоанн Сорокин, как видно из записей при архиве Петропавловской церкви.

"Приход находится в среде раскольнических толков и сект, учением которых поражена вокруг его вся поморские жители..." Учитывая это, церковные власти во главе с Соловецким монастырем рьяно отстаивали христианство сначала в борьбе с языческими верованиями аборигенов, а с середины XVII века, после церковной реформы патриарха Никона,- в борьбе с раскольниками (старообрядцами). Очевидно, поэтому в Вирме, расположенной всего в 10 верстах от Сумского острога, имевшего в то время церковный приход с двумя церквами, была возведена своя, "тутошная", церковь.

Какой была церковь Петра и Павла, упоминаемая писцом А. Лихачевым, и как долго она смогла бы просуществовать, неизвестно. Конец XVI века принес новые тяжелые испытания русскому и карельскому народам, обитавшим на северо-западной окраине России. За период с 1578 по 1611 годы отряды шведских агрессоров трижды пытались захватить Сумский острог, грабя и сжигая на своем пути все поморские селения, а в 1613 году по Поморскому и Онежскому берегам Белого моря пронесся ураган "черкасских отрядов", сея новые разрушения и смерть. По-видимому, именно в этот отрезок времени и была утрачена предшественница современной Петропавловской церкви, отмеченная царскими писцами в 1563 и 1583 годах.

XVII век открыл новую страницу в истории Карельского Поморья. Возвращались в родные селения жители, сорванные войной с насиженных мест, заселяли пустовавшие дворы, восстанавливали разрушенные дома и церкви. Бурными темпами начали развиваться земледелие, рыбные промыслы, ремесла, торговля. XVII век явился также временем расцвета деревянного зодчества, как гражданского, так и церковного.

Но отвлечемся на миг от истории и вернемся в мир сегодняшних дней. Попытаемся мысленно представить себя на месте путешественников, стремящихся попасть в Вирму из различных мест беломорского побережья.

Десятиверстный путь от Сумского Посада (бывшего Сумского острога) до Вирмы не таит особых чудес. Суровый климат наложил свой отпечаток на окружающую природу. Летом - чередующиеся желто-зеленые пятна болот и низкорослого леса, больше напоминающие тундру, нежели среднюю полосу Карелии. Зимой - безмолвные белые пространства с редкими вкраплениями зеленых пятен невысоких елочек, у горизонта переходящие в бескрайнюю белую пустыню затянутого льдом Белого моря.

Вдруг вдали, по оси дороги, в центре неожиданно раздвинувшихся природных "занавесей" из елочек и ольхи, появляется упругий "куб" церкви с оседлавшими его пятью главками, как будто вылитый из чистого серебра. Подобно миражу в пустыне, у путника, долго ожидающего встречи с оазисом, он плывет в серо-зеленых волнах леса, то исчезая, то вновь появляясь. Лишь у самой поймы реки Вирмы лес расступается, но не обнажая церковь во всей ее красоте и богатстве, а передавая свою функцию "природных кулис" жилым домам деревни.

Движение по реке Вирме приносит новые впечатления, позволяющие насладиться постепенностью раскрытия образа церкви. Это новая своеобразная архитектурная картина, построенная на единстве и борьбе противоположных начал. Так, церковь одновременно стоит и в центре деревни и на ее окраине, у подножия каменного кряжа и выше основания ближайших жилых домов, сильно возвышается над крышами последних, но в то же время незначительно - над верхушками елей, оседлавших гребень холма.

Искусно найденная гармония природных и человеческих начал вызывает ассоциации со своеобразной "лестницей в небо", у основания которой - "мирское бытие", а промежуточную ступень занимает церковь как место "общения" человека с богом.

Но сколь ни приближена Петропавловская церковь к "миру", она тем не менее не слилась с ним окончательно. Абстрактной преградой является не застроенное жилыми и хозяйственными постройками пространство, охватывающее церковь с севера, востока и юга (исключение - небольшой амбарчик, стоящий почти у подножия храма).

Как показали современные исследования объемно-планировочных структур селений, выполненные архитектором Ю. С. Ушаковым, порядки жилых домов в большинстве случаев начинались на расстоянии не ближе двух высот основного культового сооружения, что позволяло добиться оптимальных условий для восприятия его силуэта.

Не случайна, по-видимому, и постановка около церкви невысокого амбарчика -постройки, значительно уступающей по своим размерам культовому сооружению.

Подобный прием усиления художественного эффекта господства культового сооружения в окружающем его пространстве не единичен на Русском Севере и наблюдается, в частности, при подходе к Успенской церкви в селе Варзуга Мурманской области и к Георгиевской церкви в селе Юксовичи Ленинградской области. И хотя стоят там не амбары, а жилые дома, но благодаря отсутствию у последних подклета, эффект тот же.

И еще одна немаловажная деталь, позволяющая до конца раскрыть роль Петропавловской церкви в формировании окружающего ее жизненного пространства: церковь замыкает перспективу небольшой улицы, ограниченной с двух сторон двумя десятками домов.

Может вызвать удивление появление уличной планировки как в Вирме, так и в других прибрежно-приречных поморских селениях при отсутствии в этом районе колесных дорог вплоть до конца XIX века, да и современная автомобильная дорога Беломорск - Сумский Посад не затрагивает этой части старой застройки. Удивительно и то, что улица, ориентированная строго на север, при этом не продувается насквозь "сивериком". От холодного северного ветра прикрывает заслон из двух рядов домов, расположенных в шахматном порядке, тыльной частью к морю. А Петропавловская церковь, поставленная с юга, на зрительном завершении главной композиционной оси улицы, принимает активное участие в формировании замкнутого пространства, создающего своеобразный микроклимат внутри селения, благоприятный для жизни и деятельности его жителей в суровых климатических условиях Поморья.

Обратим теперь взор к самой церкви, поражающей своим пластическим богатством в контрасте с окружающей ее скудной северной природой - чахлыми сосенками и бессистемным нагромождением валунов.

Центральное помещение храма - четверик - увенчано пятиглавым кубом, своеобразным покрытием в виде невысокого пологого шатра с изогнутыми по килевидной кривой гранями, в вершине которого установлена центральная глава, а на ребрах - четыре боковых. С востока к четверику храма примыкает пятистенный алтарь, перекрытый бочкой, а с запада - трапезная и сени.

По форме покрытия Петропавловская церковь относится к типу кубоватых храмов, возникших и широко распространившихся на Русском Севере в XVII веке. Одной из причин, повлиявших на возникновение .такого замысловатого и нарядного покрытия, было известное запрещение патриарха Никона строить шатровые храмы. Академик И. Э. Грабарь так охарактеризовал этот архитектурно-строительный период: "Отказаться окончательно и навсегда от шатра, слишком заветного и дорогого для северянина, строители были не в силах, и с половины XVII века заметно лихорадочное искание новых форм, так или иначе напоминающих и заменяющих шатер. Уже и бочечно-шатровые формы были заметной уступкой упорному давлению, шедшему из Москвы, но все же шатер был до известной степени спасен ценою пятиглавия. "Куб" явился еще более ловкой подменой шатра, окончательно усыпившей недреманное око взыскательных архиереев". Подтверждением такого предположения может служить и то обстоятельство, что ныне утраченная церковь Параскевы Пятницы в селе Шуерецком (Беломорский район), построенная в 1666 году, имела лишь одну главку, венчавшую вытянутый вверх куб, издали напоминающий шатер.

Помимо Карельского Поморья, кубоватые храмы получили широкое распространение в районе среднего и нижнего течения реки Онеги и в Каргополье (Архангельская область). По своему внешнему облику к Петропавловской церкви наиболее близки церковь Вознесения в селе Кушерека (1669 г.) и церковь Климента в селе Усть-Кожа - Макарьино (1695 г.) Онежского района Архангельской области.

Кроме указанной выше причины, появлению сложных и живописных форм покрытия способствовали также новые декоративные тенденции в искусстве XVII века. Немаловажную роль, по-видимому, в этом процессе сыграли и художественно-стилистические особенности каменной "узорчатой" архитектуры центральных районов России того времени.

Несмотря на значительные переделки, "поновления" и обшивку, скрывшие от наших глаз тектонику сруба и пластику венчающего четверик куба, церковь тем не менее вызывает ощущение первоначальной мощи, чему немало способствует архаичность ее пропорционального построения в сравнении с аналогичными сооружениями бассейна реки Онеги. Относительно низкий четверик, несколько грузноватый куб и очень крупная центральная глава свидетельствуют о древности этой постройки.

Долгое время, указывая дату возведения Петропавловской церкви, некоторые исследователи деревянного зодчества Русского Севера называли 1759 или 1696 (1699) годы.

Попытаемся ответить на вопрос, какова вероятность постройки Петропавловской церкви в деревне Вирма в одну из вышеуказанных дат. Дата "1759 год" вызывает большие сомнения, поскольку в архивных документах, освещающих историю Виремского прихода, она отмечена всего дважды: в делах Первого Кемского благочиния за 1895 год и в Клировой ведомости Вирмской церкви за 1902 год. Кроме того, эта дата не сопровождается, как обычно, указанием имен духовных лиц, участвовавших в освящении вновь возведенной церкви, что в целом не согласуется с общим характером и формой составления подобных документов.

Сомнительна и дата "1696 год". Во-первых, в двух документах она зафиксирована в виде ссылок на надписи, сделанные на доске неизвестной принадлежности и на кресте иконостаса; во-вторых, в различных по времени документах указаны имена разных духовных лиц, участвовавших в освящении одной той же церкви в одно и то же время: в-третьих, дата "1696 год" отражена только в трех документах (1894, 1897, 1904 гг.).

Наиболее вероятна другая дата, появившаяся в виде приписки в Клировой ведомости Виремской церкви за 1845 год, согласно которой Петропавловская церковь "построена около 1625 года при игумене Варфоломее честные обители Соловецкия", что подтверждается записями 1831 года в делах Сумского церковного прихода, анализом сохранившихся в церкви и вывезенных в Карельский государственный музей изобразительных искусств икон, особенностями пропорционального построения храмового столпа, а также большим количеством богослужебных книг XVII века, обнаруженных в церкви. Среди них "Апостол" (1635 г.), "Триодь постная" (1636 г.), "Октоих" (1638 г.), "Шестиднев" (1640 г.), "Службник" (1676г.) и "Требник" (1677 г.).

Перечисленное выше, наряду с документами, свидетельствующими о последующих ремонтах храма, опровергает распространенную датировку Петропавловской церкви концом XVII или серединой XVIII века и гипотезу (о которой, в частности, упоминал в книге "История русского искусства" академик И. Э. Грабарь) о том, что кубоватое покрытие возникло после воссоединения Украины с Россией (1654 г.), под влиянием Украинской архитектуры, с ее приверженностью к формам с криволинейными очертаниями.

Петропавловская церковь дошла до нашего времени не в своем первоначальном виде. Как и подавляющее большинство древних сооружений деревянного зодчества Карелии и всего Русского Севера, в процессе эксплуатации она подверглась многократным реконструкциям, которые обычно совмещались с ремонтами и отражали господствовавшие в те или иные хронологические периоды архитектурно-строительные тенденции.

Первое "поновление" храм претерпел в 1635-1639 годах. Второй ремонт был проведен через полвека, в 1695-1696 годах, и мог быть вызван последствиями от набегов шведов, подвергших грабежу и разорению в 1658 году Сумские земли, в состав которых в то время входила и Вирма. Возможно, именно в этот период были выполнены крупные строительные работы, связанные с растеской старых, не удовлетворявших новым требованиям церковных канонов, оконных проемов и ремонтом тяблового иконостаса, с реконструкцией покрытия (может быть, первоначально имевшего одну главу), превратившей его в пятиглавие. Такие существенные изменения и могли повлечь за собой повторное освящение Петропавловской церкви. И, следовательно, в документе 1894 года надо читать не "поставлен", а "поновлен... сей храм при игумене Варфоломее освящен при святейшем Патриархе Адриане в 1696 году".

Нельзя сбрасывать со счетов и дату "1759 год", коль скоро она все же отражена в документах. Судя по архивным материалам, в это время произошло поновление кровли на трапезе и центральном четверике, а, возможно, была произведена реконструкция иконостаса из тяблового в ордерный.

В 1842 году Петропавловская церковь была впервые "обшита тесом и окрашена вохрою", а в 1874 году перекрашена "с белилами и внутри обита приличными обоями". В 1893 году "северная сторона церкви снаружи и внутри обита тесом и выбелена, а в сем 1894 году усердием прихожан иконостас позолочен и св. иконы вычищены и покрашены лаком".

В 1906 году храм вновь обшили снаружи и внутри, что было вызвано полной перестройкой старой трапезной.

Многочисленные переделки нанесли существенный урон внешнему виду Петропавловской церкви. Если первоначальный облик сохранившейся восточной части сооружения - собственно церкви и алтаря - отчетливо проступает из-под оболочки-обшивки, то этого нельзя сказать о западной части, достоверных следов которой почти не сохранилось.

Первоначальный облик храма можно частично восстановить, используя фотографии В. А. Плотникова, хранящиеся в Музее архитектуры им. А. В. Щусева, и репродукции из книги Г.В.Алферовой "Каргополь и Карполье, выполненные до 1906 года - времени переделки старой трапезной. На фотографиях церковь зафиксирована с прежней трапезной, небольшой папертью и крыльцом. Следы от слег кровли свидетельствуют о том, что ее крыша была намного ниже и положе существующей, а опиленные торцы западной стены четверика указывают на то, что она была одновременно и восточной стеной прежней трапезной. Значит, Петропавловская церковь задумана и рубилась вместе с трапезной как единый объем.

Есть еще немаловажная деталь, утраченная в результате переделок. Так, обшивка северной стены центрального столпа скрывает под собой дверной проем с косяками, в нижней и верхней частях сопряженными в "ус", с очень аккуратной подтеской примыкающих к косяку бревен, свойственной мастерам XVII века. Вероятно, данный проем был заложен именно в 1893 году, поскольку не случайно в документах этого времени подчеркивается сооружение обшивки только на северной стене храма.

Конструктивное решение собственно церкви и алтаря традиционно: стены, рубленные "в обло" (с остатком) из бревен диаметром до 36 сантиметров и стесанные с внутренней стороны на три четверти, со скруглением углов, в верхней части плавно расширяются, образуя так называемые "повалы" - для опирания на них "полиц" (нижних пологих частей крыши). Полицы, далеко отбрасывая дождевую воду, предохраняют стены от намокания.

Поднявшись на чердак главного помещения, можно изнутри взглянуть на конструкцию куба, венчающего церковь. Рубленный из бревен "в реж" (с зазорами), он покоится на внутреннем шестивенцовом четверике, который, в свою очередь, врублен в наружные стены храма на уровне верха повалов. Устойчивость этому сложному сооружению придают пересекающиеся под прямым углом внутренние бревенчатые стены.

Над алтарем покрытие - в виде килеобразной бочки. Оно также рублено "в реж" и в настоящее время покрыто двумя слоями гнутых досок. Торцы слег с востока закрыты глухими причелинами, стык между ними прикрыт полотенцем в форме креста.

Совершенно иное конструктивное решение трапезной, построенной в 1906 году. Стены, рубленные "в лапу", без остатка, и гладко стесанные изнутри, без скругления углов, сразу предназначались под обшивку.

Из декоративных деталей Петропавловской церкви сохранился лемех: на центральной главе и шейках боковых главок - многоступенчатый городковый, на луковицах боковых главок - в виде простых треугольных листочков. Такими доступными средствами орнаментики древние зодчие подчеркнули масштаб главок: более крупная форма сильнее расчленена и от этого кажется еще больше.

На западном фасаде сохранились также причелины, выполненные по аналогии с предшественницамии порезанные по контуру сбегающими вниз "гуськами".

Любитель древнерусского искусства, попавший внутрь трапезной, с лихвой удовлетворит свое любопытство. Один из столбов, поддерживающих потолок, сохранился от старой трапезной, переделанной в начале XX века. Он обладает удивительной изящной резьбой. Сочные "дыньки" разделены вставкой из плоского двухступенчатого орнамента, обрамленного резными жгутами с розетками. Декор столба характерен для орнаментированных резных изделий мастеров-резчиков Карельского Поморья. Между верхней дынькой и оголовком проходят пояс городкового орнамента и валик. Столб окрашен в красный цвет, оголовок - в желтый, а орнамент выделен зеленым. Такая окраска не случайна: сочетание красного и зеленого создает сильный контраст, позволяющий хорошо воспринимать орнамент в скудно освещенной трапезной.

Композиционный центр интерьера главного помещения церкви - резной позолоченный иконостас. Панели его расписаны крупным белым орнаментом, оконтуренным черными линиями, и более мелким цветочным орнаментом по красному фону. Следов старого тяблового иконостаса не сохранилось.

Сюжетный анализ икон, вывезенных из Петропавловской церкви экспедицией Карельского музея изобразительных искусств в 1961-1964 годах, позволяет проследить эволюцию иконостаса. Очевидно, первоначальный тябловый иконостас 1625 года состоял из четырех ярусов икон XVII века, написанных к моменту освящения храма, и икон XVI века, частью подаренных Соловецким монастырем. Так, надпись на обороте икон 1599 года ("Воскресение", "Орудия страстей", "Леонтий Ростовский") гласит: "Лета 7107 дал сии образ старец Селивай Соловецкого монастыря в церкви верховных апостолов Петру и Павлу в Вирму".

В середине XVIII века, по всей вероятности, около 1759 года, были заново написаны иконы верхних рядов- пророческого и праздничного, частично "поновлены" иконы деисусного и местного рядов, а на месте храмовой иконы XVII века поставлена новая икона Петра и Павла XVIII века в жемчужном окладе. Возможно, что в это же время тябловый иконостас был заменен на трехъярусный четырехрядный ордерный, дошедший до нас. Очередное крупное "поновление" иконостаса было проведено в 1894 году.

Иконостас второго, Зосимо-Савватиевского придела, образованного в 1909 году, выполнен в стиле "ампир", иконы - в академической манере второй половины XIX века. Лишь в центре иконостаса имелись четыре иконы конца XVII-начала XVIII веков, перенесенные из старого иконостаса главного придела.

Три с половиной столетия отделяют нас от того момента, когда появилась на свет деревянная красавица - Петропавловская церковь - итог трудных поисков и радостных открытий древних мастеров-зодчих. Небольшой рассказ об этом шедевре хочется закончить словами известного исследователя деревянного зодчества Карелии В. П. Орфинского: "Светлое и радостное настроение вызывает здание. И это несмотря на обшивку, искажающую его формы. А что если попробовать мысленно представить себе Петропавловскую церковь в ее первозданной красоте?

Падают к подножию храма дощатые одежды с мишурой "украшений" - пилястрами, нарисованными арочными окнами, фальшивыми карнизами. Раскрывается бревенчатое тело четверика, и на его энергичных повалах начинают дробиться зубчатые тени красного теса полиц. Затем из колпака кровли-оболочки вылупляется скульптурный куб, напружинившийся под тяжестью массивной главы, которую почтительно окружают четыре меньших главки.

Освобождается от обшивки алтарь, увенчанный килеобразной бочкой, преображается трапезная, надев свою прежнюю крышу с курицами, потоками и шеломом на коньке.

Пока это игра воображения, которая когда-нибудь станет реальностью".